
|
Бывают дни, всё кувырком.
То, что работало вчера, тихо сдохло, программеры, лбы здоровые, смотрят в пол, мычат невнятное, изображают непричастность, заказчики хотят Солнце с неба, бухгалтер ошиблась в отчёте для налоговой и рыдает, дизайнер с субботу принудительно женится, весь в печали, к реальности невосприимчив, офис-менеджер разводится, каждый час бегает рыдать к бухгалтеру, ей не до заказа бумаги для принтеров, уборщица случайно узнала, сколько получает руководитель проекта, и заявила, либо справедливость восторжествует, либо сами мойте свои туалеты, утром в коридоре выпала оконная рама, жаль, не на голову кому-нибудь из вышеупомянутых. Он звонит жене, слушай, в гости не получится, освобожусь дай бог к ночи, ты как, пойдёшь одна или будешь ждать меня у окна, с волнением вглядываясь в темноту? Зараза ты, Раткевич, говорит жена, я ж костюм собиралась выгулять, на вглядывание не надейся, буду обдумывать страшную месть, как думаешь, что мстительнее – позвать пять любовников или насмотреться сериалов и до утра пересказывать тебе их содержание, в лицах? К обеду он готов заказчиков передушить, коллектив рассортировать по гендеру, мужиков сдать в рекруты лет на двадцать пять, дам, включая уборщицу, в бордель пожизненно, и затем, уже в спокойной обстановке, повеситься в коридоре, на сквознячке. Но потихоньку всё разруливается. Раму ставят на место, уборщица снижает планку с руководителя проекта до уборщицы плюс оплата проездного и матпомощь ежеквартально, но в разумных пределах, зарёванная офис-менеджер вспоминает о неприкосновенном бумажном запасе, дизайнер смиряется с неизбежным, уже откликается на имя и вот-вот начнёт работать, бухгалтер докладывает, ошибки не было, это она не туда посмотрела, программеры находят баг и лихо его фиксят, заказчики соглашаются на Луну. В девять вечера он отпускает сотрудников. Кофе плещется аж в ушах, желудок ноет, глаза слезятся, по затылку будто врезали чем-то тяжёлым, и нет сил встать из-за стола. Он долго сидит, уставившись в никуда, потом открывает почтовый ящик и пишет. Здравствуй, Мария. Стирает. Вытертые джинсы, две коротких косы и неизменно заумная книжка в руках. А ему так хотелось понравиться, что он, как последний дурак, взял в библиотеке Критику чистого разума, безуспешно пытался продраться сквозь синтетические суждения и категории модальности. Чтоб соответствовать. Несколько раз гуляли после занятий, кормили уток в парке. Ездили смотреть какие-то знаменитые руины, он и не помнит, какие именно, он не на руины смотрел. Ну, в кино ещё сходили. Всё. Перед летней сессией она забрала документы и исчезла, говорили, улетела то ли на Камчатку, то ли на Сахалин. Не попрощалась. Здравствуй, Мария, пишет он. И стирает. Он знает адрес. Фотограф. Хороший фотограф, очень хороший. Разведена. Двое сыновей, старший свой, младший приёмный. Почти не изменилась. Разве что волосы чуть потемнели. Те же веснушки на носу. Странно, ни у кого из знакомых женщин после тридцати нет веснушек. Он пишет, здравствуй, Мария. И стирает. Закрывает ноутбук и звонит жене, я выезжаю, ты где, дома или за тобой заехать. Раткевич, вместо того, чтоб блистать, я накрутила котлет, как рабыня, ей-богу, сериалы не смотрены, со мной не о чём говорить на работе, я отдаляюсь от коллектива и скоро стану изгоем, всё из-за тебя, давай уже быстрее, я соскучилась. Он едет домой, забыв о ненаписанном и неотправленном. До следующего раза, когда устанет так, что воздух потеряет прозрачность и приобретёт желтоватый тошнотворный оттенок. Но такое случается крайне редко, потому что он отличный руководитель и у него всё под контролем. |